Из книги А.В. Маргелова «Десантавры – «космонавты» ВДВ» (Иркутск, 2015)

Глава: Рождение «Реактавра»

 А.В. Маргелов: Прибыв на аэродром, мы, (гвардии подполковник Щербаков Л.И. и гвардии майор Маргелов А.В.), «реактавры» (так нас за глаза называли занятые в подготовке эксперимента), приняли участие в проверке загруженной в самолёт боевой машины. Случайно совпало, что для десантирования прибыл тот же АН-12Б с тем же экипажем, что при первом экспериментальном «Кентавре». С командиром корабля Накипом Валиахметовичем Фазлыевым мы обнялись, как старые друзья. Я посчитал это за счастливое предзнаменование, чем сразу же поделился с Леонидом, Леонид Иванович так же обрадовался этому совпадению.

 По команде выпускающего – заместителя председателя НТК подполковника В.К. Парийского мы заняли свои места в машине: я – через люк командира, так как башенный люк был прикрыт швартовочными приспособлениями, Леонид – через люк пулемётчика. Оказавшись в машине, мы закрыли свои люки и проверили затяжку остальных люков. Виталий Парийский поднялся на борт самолёта, где проконтролировал нашу посадку в кресла «Казбек-Д», а потом осуществлял связь экипажа с землёй через лётчиков. На мгновение мы застыли на лесенке перед боковой дверью самолёта, помахали провожающим на прощание. Этот кадр из кинохроники показывает двух полных решимости выполнить свой долг офицеров, правда, улыбка видна только на лице Парийского, но её вполне хватает на всех нас. Ремни с оружием и гранаты мы разместили внутри машины так, как это было накануне согласовано с инженерами завода «Универсал» и полковником Миролюбивым, чтобы сразу после приземления, расшвартовавшись от привязной системы, оснаститься согласно Уставу.

Устроившись в креслах, тщательно, не торопясь, затянули ремни привязной системы, подсоединились к танковому переговорному устройству (ТПУ), установили связь с выпускающим. Для удобства работы с привязной системой и для создания большего комфорта включили задний прибор освещения, который оставался работающим всё время полёта и десантирования. Внутри машины было душно, мы оба вспотели, однако, ноги мёрзли. Привязная система затрудняла дыхание. Да и тесновато оказалось в «Казбеках» в зимнем обмундировании. Лёня оказался в более выгодном положении – он мог свободно вытянуть ноги со своей левой стороны в более широкий проход. Хотя он жаловался, что его правая нога упиралась в кожух фильтровентиляционной установки и затекала.

Вдруг Виталий скомандовал «отбой» и предложил покинуть машину. Увидев наши встревоженные лица, он объяснил, что взлёт откладывается на тридцать минут из-за метеоусловий – сильная облачность. Что ж, оставалось только ждать, в ВДВ мы к этому привыкли – сколько раз выезжали на прыжки, а потом сидели у самолёта с надетыми парашютами, часами ожидая погоду. Иногда приходилось совершать и «прыжки в длину», то есть возвращаться обратно, так и не распустив купола… Выбравшись из самолёта, немного поостыли, походили, размялись. Вскоре нам сообщили метеоданные с площадки приземления: ветер у земли 2-3 метрав секунду, облачность проходит. Значит, скоро полетим. И действительно, через пару минут последовала команда на взлёт.

Опять заняли места в своих креслах, ставших уже такими по-домашнему родными. Лететь предстояло всего 23 минуты. Но за это время мой Лёнечка трижды прикладывался к фляжке, потягивая «космический напиток» — раствор аскорбиновой кислоты с глюкозой. Он предлагал пригубить напиток и мне, но я отказался, расчётное время можно и потерпеть, а вдруг оно растянется на часы? Виталий нас не забывал, старался отвлечь нас от мыслей о предстоящем прыжке разными разговорами. Да и мы не молчали: спели традиционную мужественную «Балладу о парашютах» Михаила Анчаров, посвятив нашу песню моей матушке Анне Александровне, которая ждала нас всех домой на день рождения, на своё 62-летие. Я напомнил выпускающему (командир всё-таки), что он должен объявить нам десяти, пяти и двухминутную готовность к десантированию, а после раскрытия створок грузолюка переключить на связь с землёй.

И вот объявлена десятиминутная готовность. Ещё раз тщательно подогнали привязную систему: нагрудные и ножные обхваты, подтянули лямки наколенников. За делом не заметили, как пробежало время. Виталий обявил двухминутную готовность. При этом раскрылись створки грузолюка, в машине заметно посветлело. Выпускающий переключил нас на связь с землёй, пожелав удачи. Он прыгает вслед за нами, наблюдая работу парашютно-реактивной системы с воздуха.

Переключившись «на землю», я сразу передал:

- «Сокол» я — «Купол», самочувствие нормальное, готовы к десантированию!

- «Купол» я – «Сокол», слышу вас хорошо, ждём вас.

И опять совпадение – связь готовил полковник Б.Г. Жуков, и, как при «Кентавре», она оказалась односторонней. После раскрытия основного купола связь в одну сторону прекратилась – только на сей раз «реактавры» слышали «землю», а нас не слышали…

Главное, не подвела бы система. Отложились бы щупы, да реактивные движки сработали бы в нужное время, а мы не подведём! Только об этом все наши мысли и наши короткие разговоры друг с другом. Вот взвыла серена, щемящий душу звук, который мы хорошо слышали, даже находясь в задраенной машине. БМД пошла по транспортёру. Обрадовавшись, что всё идёт так гладко, закричали:

- Пошла! Поехала!

Приняли «позу изготовки», машина вывалилась из самолёта. Вытяжной парашют извлёк комплекс из самолёта – опять «маятник». Ощутили два чувствительных кача, как на гигантских качелях, но состояния, близкого к невесомости, как на «Кентавре», не отметили. Затем короткий момент снижения на стабилизирующем парашюте до раскрытия основного купола. При раскрытии основного купола перегрузку практически не почувствовали, однако, во время последующего снижения слышали приглушённый свистящий звук, закладывало уши (при спуске с такой скоростью быстро менялось барометрическое давление). Лёня делал глубокие вдохи, чтобы избавиться от этой неприятности. Мне показалось, что машина снижается с небольшим перекосом вперёд и вправо. Не подозревая, что нас не слышат, в ходе снижения докладывал:

- Снижаемся нормально!

- Щупы отошли! – передал я на землю после того, как услышал «металлические» щелчки на днище машины. Отложились на запрограммированную заранее длину два телескопических щупа, что подтвердил Жуков с земли. В ходе снижения он кратко докладывал экипажу о работе парашютно-реактивной системы.

Не дождавшись с земли подтверждения моим сообщениям, я понял, что нас не слышат. Такое же мнение высказал и Леонид Иванович. Но вот-вот земля, не до разговоров, а потому объявляю:

- Прекратить все разговоры! Набрать воздуха, ждать землю!

В момент соприкосновения щупов с землёй сработали двигатели мягкой посадки – взрыв, газы, дым! Вначале услышав где-то над нами несколько приглушённый гул, сразу сообразил, что заработали двигатели. И почти сразу – удар, затем ещё несколько быстрых ударов, и машина замерла. Как бы со стороны отметил, что голова неоднократно отрывалась от наголовника. Удары при приземлении были жёстче, чем в комплексе «Кентавр». Для проведения эксперимента специально выбирали площадку, где было побольше снега. Однако «приложило» нас на укатанную ледяную дорогу так, что члены экипажа, ощутили солидную ударную перегрузку. В этот момент вдруг заработала связь, именно в это время Щербаком поздравил меня с благополучной посадкой – с материком! Мы услышали, как на трибуне облегчённо рассмеялись.

Рядом приземлился выпрыгнувший вслед за комплексом Парийский.

Доложив «Соколу» о благополучном приземлении, мы приступили к расшвартовке от привязной системы. Леонид Иванович сразу пробрался на место механика-водителя и стал запускать двигатель. Я же, надев ремень и прихватив гранаты, выскочил  расшвартовывать машину от средств десантирования. Запустив двигатель, ко мне присоединился и Лёня. Вот где пригодились отточенные десантные ножи! Мигом освободив машину от всего теперь уже лишнего, мы заняли внутри неё свои места. Машина вихрем пронеслась по площадке приземления, вздымая снежную пыль. Забравшись в башню БМД, я подключился к радиостанции и открыл стрельбу из спаренного с орудием пулемёта, не прекращая стрелять до самой остановки машины у трибуны (стрельба велась, конечно же, холостыми патронами). Все задания по расшвартовке машины, вождению и ведению прицельного огня экипажем были выполнены на отлично.

Поздравление командующего. 23 января 1976 г.

После остановки мы с Леонидом Ивановичем подбежали к трибуне, и я, Маргелов-младший, доложил Маргелову-старшему о выполнении ответственного задания. Присутствовавшие на площадке от всего сердца поздравляли испытателей, у которых в глазах блестели слёзы радости.

Не страшно было? – спрашивали нас.

- Да, сердца бились учащённо. Но, пока летели в самолёте, спели «Балладу о парашютах», потом записали на магнитофон поздравление моей маме с днём рождения. Так и не заметили, как пришло время десантироваться.

После поздравлений экипаж «захватили» врачи. Температура тела у офицеров оказалась повышенной, давление – также. Леонида подташнивало, у него кружилась голова, болела вся костная система, он даже не смог выпить предложенную, наконец-то, серьёзным медиком мензурку спирта. У Леонида пульс достигал 120 ударов в минуту, температура поднялась до 38,2 градуса, как записал наш старший лейтенант медицинской службы Захаров. Но в течение часа жизненные параметры пришли в норму. Леонид Иванович по сей день считает, что это десантирование существенно «навредило» его позвоночнику. Через несколько лет ему делали операцию на одном позвонке. Я же, зная недостатки всех отделов своего позвоночника (спасибо медицине!), считаю, что наиболее серьёзные неприятности моему здоровью причиняли парашютные прыжки на тяжёлый грунт. Десантирование я перенёс легче – через 35 минут после приземления врачи отметили: «Жалоб нет. Полёт и прыжок (выброску) перенёс хорошо, в полёте немного закладывало уши. Сильных перегрузок не ощущал. Кожные покровы розовые, влажные. Температура тела – 37,4 градуса, пульс – 108 ударов в минуту. Дыхание не учащено. Со стороны костно-мышечной системы данные те же (как перед десантированием)». Следуя запрету врачей на совершение парашютных прыжков и проходя санаторно-курортное лечение, я, в основном, избавился от некогда постоянных болей в пояснице. Так что могу с уверенностью заявить, что при соблюдении определённого физического режима и выполнении некоторых специальных упражнений можно жить и работать и при таких заболеваниях. Правда, ещё мне очень помог биокомфортер из металлизированной ткани типа «Восход». В начале 1990-х годов судьба свела меня с её изобретателем В.И. Капитоновым. На второй день применения этого целительного средства «иголки» в пояснице пропали полностью.

Прямо на площадке приземления приглашённые на эксперимент псковские секретари обкома и горкома КПСС спросили разрешения у Командующего немедленно позвонить Генеральному секретарю ЦК КПСС Брежневу и ходатайствовать о присвоении «реактаврам» звания Героев Советского Союза. Генерал армии Маргелов отказался от их предложения, намереваясь сначала получить отчёт промышленности, а потом уже докладывать министру обороны.

В том же «домике Командующего» участники эксперимента и гости торжественно отметили новую победу Командующего, промышленности и военных. Радость успеха заслуженно разделили руководители КБ и НИИ: А.И. Привалов, Г.И. Северин, Н.М. Рудный и их коллективы…